Анна Меликян: «Надоело уже! Сколько можно умирать!»

Режиссер фильма «Про любовь» о своем проекте из конкурса «Кинотавра»

От Анны Меликян, только в прошлом году получившей на «Кинотавре» приз за режиссуру, никто не ожидал такого быстрого темпа работы: обычно на подготовку фильмов у нее уходили годы, в то время как проект ПРО ЛЮБОВЬ был снят в рекордные сроки. Да и разудалое веселье для режиссера, в романтических историях которой обязательно находилось место трагической грусти, выглядит нетипичным. Если только не посмотреть снятые Меликян не так давно короткометражки (тоже участвовавшие в программе «Кинотавра») – оказалось, редко кто в русском кино способен рассказать о любви, отношениях, сексе так свободно, непринужденно и попросту смешно. Как выяснилось, именно эти работы и побудили Анну взяться за ту же тему и тот же способ съемки, но только в полнометражном формате – так появилась форма альманаха из нескольких новелл, в которых любовные страдания разыгрывают опять же не типичные для Меликян звездные актеры. А если учесть, что режиссер никогда не боялась показаться эмоциональной, то становится ясно, что перед нами – пожалуй, самая зрительская картина кинотавровского конкурса.

Вы говорите, что полнометражный фильм ПРО ЛЮБОВЬ связан концепцией с вашими предыдущими короткометражками ПРО ЛЮБОВЬ и ПРО ЛЮБОВЬ 2.

Я бы сказала, что короткометражки меня скорее вдохновили, потому что раньше я никогда не додумалась бы снимать альманах из разных новелл. Но этот опыт мне так понравился, помог найти легкость и хулиганство, которые в силу длительного производства недоступны во время работы над полным метром, что мне захотелось перенести его в большое кино в формате коротких новелл. Поэтому предыдущие короткометражки для нынешнего фильма очень важны, но они в него не вошли – сценарий был написан с нуля.

Но по духу к этой картине, наверное, ближе короткометражки, чем ваши полнометражные фильмы. В МАРСЕ, РУСАЛКЕ и ЗВЕЗДЕ все-таки есть трагичность, а здесь – сплошное веселье.

Да, по духу они больше похожи – мы хотели комедию, много юмора. Главный принцип – рассказывать про отношения через призму юмора. Драматизм, конечно, присутствует, герои переживают различные драматические ситуации, но это все рассказано легко и смешно. И в отличие от предыдущих моих работ здесь никто не умирает.

А почему в этот раз вы решили обойтись без трагедии?

Надоело уже – сколько можно умирать? В моей жизни наступил период, когда захотелось петь, танцевать, радоваться жизни. Я думаю, это прекрасно, я довольна, что никто не умер. Вообще, для меня создание сценария – во многом мистический процесс. Я не раз уже рассказывала, что когда садилась писать ЗВЕЗДУ, поставила себе задачу: ни одна девушка не должна умереть. Поскольку в двух предыдущих фильмах они умирали, это казалось мне уже смехотворным. Но она все же умерла. Когда пишешь сценарий, никогда не знаешь, как повернется дело. Сейчас я думаю о следующем фильме и нахожусь на стадии, когда передо мной чистый лист бумаги. У меня есть ощущение, есть тема, которая меня волнует, но как это будет рассказано – трагически, комедийно, мистически, фантастически, – я пока не знаю.

Для вас ПРО ЛЮБОВЬ еще был и своего рода эксперимент с точки зрения производства: над предыдущими фильмами вы же работали долго.

Да, в коротком метре меня вдохновило то, что его снимают очень быстро. Так как мы снимали эти фильмы для благотворительного аукциона, то у нас всегда были конкретные сроки сдачи, и все происходило быстро: два дня съемок, чуть-чуть монтажа, день перезаписи – и фильм готов. Но на экране поэтому и появлялась какая-то легкость, которая невозможна в производстве полного метра – это очень тяжелая машина с огромным количеством людей, которая долго раскручивается. Поэтому я знала, что это кино, ПРО ЛЮБОВЬ, нельзя готовить долго и мучительно, как я обычно делаю. Все этапы должны были проходить легко и быстро – даже если ты понимаешь, что не до конца готова, ты должна войти в съемки. У нас был месяц подготовки, и складывалось ощущение, что мы не готовы. Была возможность готовиться еще три месяца, но, поговорив с оператором Федей Ляссом, мы решили броситься в съемки – и будь что будет. Я нисколько не жалею, потому что мы добились, чего хотели.

И актеры тоже легко соглашались на съемки?

Так как мы хотели привлечь звезд (а обычно мы годами ищем неизвестных артистов), то сразу для себя решили, кто это будет. Они оказались большими молодцами и все с удовольствием согласились.

Но у вас есть еще и японская актриса, и ее вы искали в Японии.

Это совершенно волшебная актриса в одной из новелл – о японке, которая любит русскую культуру. Эта история связана с моим студенчеством: в мастерской Сергея Соловьева у меня была близкая подруга-японка, мы ходили по ВГИКу такой странной парой – армянка и японка. Она была совершенно заворожена русской культурой. А в этой очень веселой новелле японка приезжает в Россию, чтобы найти себе еще и русского мужчину. Поэтому мы проводили кастинг в Японии – искали актрису на эту роль и парня на роль поменьше. Было очень интересно узнать, как работают кастинг-агентства в Токио. Пробы они очень профессионально провели по Интернету, но когда актриса приехала (не знаю, как мы упустили этот факт), выяснилось, что она никогда не снималась в кино. То есть я осталась верна себе – все-таки одну актрису я открыла. Она – абсолютный алмаз нашего фильма, вся новелла держится на ней.

В фильме были еще и реальные люди?

Это было в другой новелле, где снимались Маша Шалаева и Василий Ракша – они играют русских ребят, которые, наоборот, увлечены японской культурой аниме. Это косплееры, которые переодеваются в персонажей мультфильмов, комиксов. Меня потрясло, что по всей России существуют гигантские сообщества этих людей, предпочитающих быть мультиками и не принимающих реальную жизнь. Каждый месяц они проводят фестивали. Это невероятной красоты зрелище: толпы людей в фантастически красивых костюмах дорогой, штучной, ювелирной работы, созданных с большой любовью. Так у нас возникла идея новеллы о парне и девушке, которые себя воспринимают как героев мультфильмов. Я понимала, что своими силами мы никогда не воссоздадим эту картину, и поэтому на съемки мы приглашали реальных косплееров.

В одной новелле японка увлечена русской культурой, в другой русские увлечены японской…

Да, в этом как раз и весь смысл: люди ищут правду не там, где они есть, здесь и сейчас, им кажется, что она где-то в другом месте.

А по какому принципу вы новеллы собирали, выстраивали друг за другом?

Принцип был очень простой: должно было быть интересно, что-то должно было возбуждать тебя как режиссера. Если мне неинтересно, как я буду это снимать? В какой-то момент, когда мы написали три или четыре новеллы (частично мои, частично – соавтора сценария Андрея Мигачева), нам их не хватало, и мы даже объявили конкурс: просили сценаристов присылать свои новеллы. Их пришло довольно много, я все это читала, искала идеи. Скажем, автором идеи японской новеллы был молодой сценарист Михаил Хуранов. В общем, смотрели везде, но писали в итоге вдвоем с Андреем Мигачевым.

А как вы подбираете музыку для своих фильмов? Она всегда обращает на себя внимание.

Для меня музыка – это главный вдохновитель. Бывает, слушаешь музыку – и придумываешь сцену. Ты еще не знаешь, куда эту сцену вставить, но она уже придумана. Музыка как-то так особенно воздействует на мои нервные окончания. Поэтому я очень щедро использую ее в кино, что считается дурным тоном (а не дай бог, еще и песни). Мне говорят, что ставить грустную песню, когда герою грустно – это страшно пόшло, масло масляное, а я думаю, что это прекрасно. Я всегда прошу друзей присылать музыку, которую они слушают. Скажем, в ЗВЕЗДЕ вся музыка была западная, даже Алина Орлова пела не на литовском, а на английском. В большом фильме ПРО ЛЮБОВЬ ситуация противоположная: задачей было собрать русский саундтрек. Это сложно, потому что мы все с пренебрежением относимся к русской поп-музыке (а это должны были быть именно такие песни), я совершенно не информирована в этой области. Зато сейчас я заметила, что те, кто смотрит фильм, включают Shazam, удивляются, что это русские песни. Некоторые исполнители поют у нас прямо в кадре – поскольку я хотела использовать много песен молодых музыкантов, у меня родилась такая спонтанная идея. Вот идет герой по улице и звучит песня – пусть музыкант стоит прямо тут же, на улице, и поет эту песню. Причем это все происходило тоже спонтанно. Мне, например, сообщали, что завтра может сняться Елка, я смотрела, где мы снимаем, и говорила: «А, ну пусть приезжает в «Европейский».

Кстати говоря, вы снимали в каких-то привычных московских местах – вроде того же «Европейского».

Да, это будет очень узнаваемая Москва. Как обычно в моих фильмах, Москва играет особенное значение, но в отличие, скажем, от ЗВЕЗДЫ, она очень нарядная, красивая, праздничная, солнечная.

Одно из слов, которое часто произносят актеры, когда говорят о съемках фильма, – «импровизация».

Это еще одно последствие моей работы с короткометражными фильмами. ПРО ЛЮБОВЬ 2, например, вся была построена по этому принципу, он меня заворожил. До этого я никогда его не использовала – я обычно иду четко по сценарию, каждый кадр прорисован, не может произойти ничего случайного. А на съемках этого 14-минутного фильма мы провели в постели с героями 14 часов, и этот опыт импровизации был для меня таким грандиозным, что я попыталась перенести его и в полный метр. Конечно, на этот раз степень свободы на площадке была не такой, тем не менее для меня самыми ценными дублями были те, которые мы снимали после того, как выполнили все по сценарию, и я позволяла артистам делать в кадре все, что они хотят. Не все актеры к этому готовы и не все умеют. Это не связано с талантом – бывает, артист с большим талантом может работать только по тексту. А бывает, наоборот.

Говоря про короткометражку ПРО ЛЮБОВЬ 2, не все готовы принимать такой свободный разговор о любви и сексе.

Поэтому я с такой готовностью и снимаю каждый год короткие метры, потому что это формат, в котором я могу делать все: нет цензуры, нет законов, которые запрещают тебе показывать голую грудь, курить, ругаться матом – нет запретов. Можно откровенно говорить обо всем. Это единственная для меня возможность быть абсолютно свободной, естественной, настоящей. Но есть твои внутренние запреты: в том же фильме ПРО ЛЮБОВЬ 2 было невероятно много провокационных кадров, которые я не использовала, потому что провокация ради провокации мне неинтересна, в кино мне важна мысль, к которой я иду. Но если речь о полнометражном коммерческом кино для широкого проката, как в случае фильма ПРО ЛЮБОВЬ, то там не будет таких разговоров и сцен, как в коротком метре. Не то что оно будет более прилизанным – мы просто подошли к нему с меньшей долей жесткого юмора. Я отношусь к кино как к искусству, но, с другой стороны, это бизнес, у которого есть свои ограничения.