Юрий Быков: «У меня нет желания нарваться на конфронтацию с властью»
Режиссер остросоциального триллера «Завод» − о своем проекте, его инвесторах и стиле работы
В прокат выходит фильм Юрия Быкова ЗАВОД – остросоциальный триллер о противостоянии рабочих и владельцев предприятия в российской глубинке. Международным сейлз-агентом проекта выступает мощная французская компания Wild Bunch, мировая премьера картины состоялась на кинофестивале в Торонто. Вне всякий сомнений ЗАВОД станет самым громким фильмом Быкова – по крайней мере, с точки зрения кассовых сборов. Перед российской премьерой проекта режиссер ответил на вопросы БК.
Фильм был готов еще прошлой весной. С чем связан столь длительный период между окончанием работы над картиной и ее выходом в прокат?
Вряд ли я компетентен в этом вопросе, потому что не являюсь человеком, который отвечает за продвижение, маркетинговое позиционирование и выбор даты премьеры. Насколько мне известно, продюсеры довольно долго ждали, пока проектом заинтересуется серьезный прокатчик. А тот, в свою очередь, уже ориентировался на более или менее свободные даты, в которые у картины будет минимальное число конкурентов. Наверняка на дату повлияло приглашение на сентябрьский фестиваль в Торонто, поскольку это главный коммерческий смотр Северной Америки. Как я понимаю, осень оказалась забита, там было много премьер картин, которые прогремели в том числе на «Кинотавре». Сам я мало что понимаю в процессах продвижения, поэтому полностью доверился в вопросе выбора даты компетентным людям.
ЗАВОД – один из примеров копродукции с европейскими странами. Какова их доля в производственном бюджете картины?
Иностранные деньги – это примерно 30 процентов бюджета ЗАВОДА. Это финансирование из Армении и Франции. В Фонд кино мы не обращались, но зато нас поддержал европейский фонд Eurimages. Французский сопродюсер картины Шарль-Эврар Чехов был давно знаком со всеми моими работами, прокатывал в Европе ДУРАКА и МАЙОРА. К тому же он сам имеет русские корни, поэтому ему интересна наша культура, и он старается принимать участие в проектах, связанных с Россией – помимо ЗАВОДА, он стал сопродюсером ЛЕТА Кирилла Серебренникова.
Наличие иностранного инвестора помогло в продвижении ЗАВОДА на зарубежные территории?
Оно его предопределило. Конечно, именно участие Шарля Чехова повлекло за собой то, что сейлз-агентом картины стал мировой дистрибьютор номер один, мощная французская компания Wild Bunch, благодаря которой международная судьба ЗАВОДА складывается очень хорошо.
В марте прошлого года ходили слухи, что Wild Bunch активно лоббирует участие вашего фильма в одной из программ Каннского кинофестиваля. Почему, по-вашему, с Каннами не сложилось?
Я знаю только то, что картина предлагалась отборщикам Канн. Это было логично, поскольку у моих фильмов есть опыт участия в программах этого фестиваля. Но ЗАВОД – в гораздо большей степени жанровое кино, зрительское. Поэтому я не думаю, что у него изначально были хорошие шансы попасть в конкурс или в «Особый взгляд». Особенно если вспомнить те картины, которые в прошлом году в Каннах прозвучали. По сравнению с ними ЗАВОД – чистый жанр. Да, осмысленный. Да, задающий вопросы и критически на них отвечающий. Но прежде всего это триллер, боевик. Я, конечно, не эксперт и не историк фестивального движения, но не припомню, чтобы серьезные жанровые работы часто участвовали в больших кинофорумах и уж тем более там побеждали. На моей памяти только две таких картины – ДРАЙВ Рефна и ПРОРОК Одиара. Да и то, оба фильма с серьезным артхаусным уклоном.
В бюджете ЗАВОДА нет государственных денег. Пару лет назад в одном из интервью вы заявили, что пытаться получить госфинансирование в сегодняшних условиях считаете нецелесообразным. Ваша позиция осталась неизменной?
Слова, которые вы привели – это классический пример испорченного телефона. Мне приписали то, чего я не говорил – по крайней мере, в той формулировке, в которой мои слова цитируют в Интернете. Я всегда говорил другую разумную, на мой взгляд, вещь: если мне как художнику нужно будет снять фильм, который смыслово или эстетически не устраивает министерство культуры, я его сниму без денег министерства культуры. Как, собственно, и был снят ЗАВОД. Но если продюсеру, к которому я приду с новым замыслом, покажется, что его можно осуществить с помощью госфинансирования, то я возражать не стану. Это личное дело продюсера, а мне по большому счету все равно, из каких источников придут деньги. В медийном пространстве всем хочется выглядеть поярче, говорить какие-то хлесткие вещи, навешивать ярлыки. Но в реальной жизни все это не работает. Мы все – взрослые серьезные люди и понимаем, что у каждого есть своя зона ответственности. Моя зона ответственности – это придумать материал, который меня как художника интересует, а затем сделать его максимально честно. Зона ответственности продюсера – найти финансирование. Многие знают, что я могу рубить с плеча и быть категоричным, но только в тех случаях, когда это касается меня лично. Во всех остальных ситуациях я занимаю более взвешенную позицию.
Вас считают специалистом по жесткому социальному кино. Вы согласны с этим определением?
Не вполне. Я считаю, что настоящим специалистом по бескомпромиссному социальному кино в России является Бакур Бакурадзе, который снял ШУЛЬТЕСА и ОХОТНИКА. Могу также назвать Василия Сигарева и Андрея Звягинцева. Я все делаю более прямолинейно, мои фильмы более изложенческие. Отчасти из-за этого они кажутся кому-то примитивными. Но я менее образован и эстетически подкован, поэтому зачастую беру ситуации, которые вижу в жизни, и достаточно просто их излагаю. Наверное, я их не раскапываю дальше верхнего слоя чернозема, до литосферных плит не достаю. Так что мои фильмы кажутся социальными, но сам я такой задачи не ставлю. Мне всегда интересно рассказывать истории, которые меня заинтересовали своим парадоксом. А дальше – это просто вопрос языка. Специально делать социальное кино в нашей стране означает иметь желание прославиться исключительно благодаря тому, что получил негативную реакцию от власти, нарваться на конфронтацию с ней. Я не сумасшедший, у меня такого желания точно нет.
При этом и ДУРАК, и МАЙОР, и ЗАВОД крайне критично осмысляют современную российскую действительность. Это ведь вряд ли случайность?
А вот ярлыка «критическое кино» я как раз не пытаюсь избегать. Да, мне не нравится то, что происходит в среде, в которой я родился и вырос. Я сам, моя неврастения, моя депрессия, мои претензии к самому себе, мое личное человеческое несчастье и отсутствие радости – все это становится ингредиентами моих картин. Я себя воспринимаю как продукт той социальной среды, в которой я живу и которая меняется не в лучшую сторону. Поэтому я критикую реальность, которая меня пугает и раздражает, которая не делает меня счастливым. В этом смысле мое кино, конечно, проблемное. Причем не абстрактно проблемное, когда говорят: «Знаете, это вообще о вечном и про всех людей». Так обычно говорят художники, опасающиеся, что им сейчас прилетит за критику чего-то очень конкретного.
Недавно пользователи «КиноПоиска» назвали ДУРАКА лучшим российским фильмом, а вас – лучшим российским режиссером последних пятнадцати лет. Для вас это стало неожиданностью? Симптомом чего вы считаете такой выбор пользователей?
Симптом – очень хорошее в данном случае слово (смеется). Думаю, посетителей «КиноПоиска» привлекают темы, которые я поднимаю, и способ подачи этих тем. Сугубо интеллектуальный фестивальный артхаус ведь не является приоритетом даже у киноманов. Артхаус – это вообще всегда что-то на любителя. Сам я не являюсь ни поклонником, ни представителем артхауса. Я люблю кино осмысленное, динамичное, с историей, рассказанной внятно. Аудитория «КиноПоиска» эти мои пристрастия разделяет – это становится понятно, если посмотреть топ-250 фильмов по версии пользователей этого ресурса. Там КРЕСТНЫЙ ОТЕЦ, ПОБЕГ ИЗ ШОУШЕНКА, ФОРРЕСТ ГАМП и прочие зрительские фильмы, которые в то же время поднимают какие-то серьезные вопросы. Как и ЗАВОД. К себе как к ремесленнику я в известной степени скептически отношусь. Ни рядом с Сидоровым, ни с Мегердичевым я даже близко не валялся. Но и по сравнению с Хлебниковым, Звягинцевым и Сигаревым я тоже нервно курю в стороне. Я всего лишь использую кинематограф, чтобы вымещать свои комплексы и патологии. Конечно, я не считаю себя лучшим российским режиссером современности. Но ощущаю себя человеком, задающим простые вопросы в интересной форме.
